После победы революции, после того, как она окрепла, сельское хозяйство было дезорганизованным, оно было неконтролируемо и делило ресурсы между мелкими крестьянскими хозяйствами. Спекуляция, которая процветала на этой почве, зараженность части пролетариата эгоизмом на почве частной собственности — все это сливалось в стихию мелкобуржуазных элементов, наводнявших страну.
Только железная организация, только строжайший учёт и контроль, строжайшая трудовая дисциплина могли спасти социалистическую революцию в таких условиях. Было ли возможным достигнуть этого путем демократических мер?
Точно такая же ситуация не могла не сложиться и в области идеологической борьбы. Обратим внимание на тот факт, что возможность осуществления пролетарской революции в России была достигнута, потому что в определенный момент мелкая буржуазия, осознавая бессилие буржуазных методов в решении жизненно важных задач, склонилась в сторону пролетариата, на практике видя собственную политическую беспомощность. Именно «склонилась» — термин, используемый Лениным. Но, подобно слабому человеку, который в момент опасности полностью полагается на сильного, а после того как опасность миновала, сразу же принимается хвалиться и приписывать победу себе, так и мелкая буржуазия, начиная с момента свержения царизма и крупной буржуазии, сразу же сделалась сильной и взыскательной. Но, в то же время, из-за своей нервозной слабости она мыслила победу социализма только в том случае, если бы России оказала помощь восставшая Европа. В момент, когда надежда на «мировую» революцию испарилась, когда стало ясно, что социализм придется строить своими собственными силами и средствами, последний отголосок революционного импульса мелкобуржуазных идеологов бесследно испарился вслед за ней, и их связь с большевиками оборвалась. Так было положено начало «мудрым» сомнениям касательно будущего социализма, и стали доноситься крики о спасения хотя бы части революционных завоеваний путем капитуляции перед европейским империализмом; на «экстремистов» большевиков стали возводиться обвинения – словом, поднялся шквал пустозвонства, призванного замаскировать колеблющийся мелкобуржуазный дух.
Конечно, лучшим оружием мелкобуржуазной демагогии того времени было требование демократии, требование «повернуться лицом к массам». И мы осмелимся напомнить современным оппортунистам, что не Сталин, а именно Ленин тогда сказал: «Когда меньшевики кричат о "бонапартизме" большевиков (на войско-де и аппарат опираются, против воли "демократии"), то этим прекрасно выражается тактика буржуазии... Буржуазия правильно учитывает, что действительные (курсив Ленина) "силы рабочего класса"  состоят сейчас из могучего авангарда этого класса (Росс. комм. партии, которая не сразу, а в течение 25 лет завоевала себе делами роль, звание, силу "авангарда" единственно революционного класса), плюс элементы, наиболее ослабленные деклассированием, наиболее податливые меньшевистским и анархистским шатаниям... Под лозунгом "побольше доверия к силе рабочего класса" проводится сейчас на деле (курсив Ленина) усиление меньшевистских и анархистских влияний» Кронштадт весной 1921 года со всей наглядностью доказал и показал это... Наш лозунг: долой крикунов! Долой бессознательных пособников белогвардейщины, повторяющих ошибки несчастных кронштадтцев весны 1921 года! К деловой практической работе, умеющей понять своеобразие текущего момента и его задачи! Не фразы, а дело нам нужно» («Новые времена, старые ошибки в новом виде»).
Мелкобуржуазные идеологи настолько яростно защищали свою оппортунистическую деятельность, что предпринимали попытки переиначить партийную демократию. Вспомните бесконечные дискуссии, навязанные партии меньшевиками и социалистами-революционерами (эсерами) в наиболее критические моменты революции, на которые тратилось значительное количество сил и времени. И вовсе не Сталин, а именно Ленин способствовал продвижению знаменитого решения X Съезда партии, запрещающего всякие фракции внутри партии. Если смотреть с чисто формальной точки зрения, то это, несомненно, было нарушением демократии.