Следует упомянуть тот факт, что необходимость такого общественного анализа четко осознается большинством советских коммунистов. Здесь дает о себе знать великая школа марксистского образования, через которую они прошли. Сразу после XX Съезда, во время общих собраний первичных организаций КПСС, массово звучало требование рядовых членов партии к Центральному Комитету дать действительно марксистскую оценку деятельности Сталина. Это требование было настолько настойчивым, что руководство КПСС было вынуждено прибегнуть к травле отдельных членов партии и роспуску ряда партийных организаций, которые действовали согласованно. Позже, в 1957 году, на партийных собраниях всех тех, кто критиковал решения ХХ Съезда, принудили отречься от своих взглядов. Но общественное мнение, даже невысказанное, было настолько единодушным и гнетущим для оппортунистов, что последние были вынуждены принять экстренные меры. Противопоставляя свой «гуманизм» сталинской «жестокости», они реабилитировали без всякого разбора, без судебного разбирательства, всех политических заключенных, играя на их оскорбленных чувствах и предоставляя им право высказываться публично. Но, поскольку этого было недостаточно, он провозгласили новую амнистию — амнистию криминальных элементов, которые неоднократно терроризировали общество. Вся эта так называемая «политика» была увенчана встречей Хрущева с одним из раскаявшихся бандитов и щедрым вознаграждением ему за то, что он якобы стал честным. Всеобщее негодование по этому поводу вынудило официальную прессу поспешно свернуть публикации, безудержно восхвалявшие этот «акт человечности». Но в прозрачную воду было уже брошено столько грязи, что некоторое время в ней бушевали волны. Большую роль во всем этом сыграли те остатки старого общества, которые сорок лет подряд были вынуждены скрывать свои мнения и свои настоящие чувства, а теперь внезапно получили возможность открыто выплескивать наружу свою ярость по отношению к диктатуре пролетариата. Литература становится главной ареной их деятельности. Именно там проявили себя новые гнилые элементы.
Но как ни усердствовали эти борцы против «культа личности», оппортунистам было понятно, что далеко не все подряд будут попадаться в этот капкан. Критика, нацеленная на Сталина, должна была быть усилена любой ценой при помощи аргументов, имеющих «марксистскую» внешность. Человек, повинный в таком огромном количестве грехов, не может даже теоретически называться марксистом-ленинцем. Иначе это была бы самая вопиющая в мире нелепица. Понимая это, оппортунисты и их лакеи более чем десять лет подряд выискивали в работах Сталина теории (а если не теории, то хотя бы определенные тезисы; и если не тезисы, то хотя бы определенные намеки), противоречащие марксизму-ленинизму. Их поиски ни к чему не привели.
Они принялись насмехаться над написанной Сталиным философской главой «Истории ВКП(б). Краткий курс» и всем, что было связано с указанным Сталиным количеством частностей диалектики, которое он увеличил с четырех до двенадцати. И эти положения якобы не только сложно применить на практике, но даже запомнить. Оппортунисты с рвением взялись раскритиковывать работу Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР». Ничего не откопав там, они промолчали. Подвергнув словесным нападкам статьи Сталина по вопросам языкознания, они пришли к выводу, что в них наблюдаются некоторые искажения. Таким же образом они действовали множество раз в самых разнообразных формах: от воплей до триумфальных докладов. Однако в конечном итоге мы видим выбившихся из сил лилипутов у ног Гулливера.