Как развивались события дальше, намного лучше расскажет сам Энвер Ходжа:
«В этих рамках Мехмет Шеху обручил своего сына с девушкой из семьи, в чьем кругу было 6-7 бежавших военных преступников, включая сюда известного агента ЦРУ... Такое обручение не могло не обратить на себя внимание общественности, ведь оно для того и совершалось, чтобы привлечь к себе внимание, нашуметь, и, в случае одобрения его партией, наступил бы раскол, проявился бы либерализм и у других, в партии, в молодежи и т. д. В случае неодобрения его партией против Мехмета Шеху были бы приняты меры, конечно, его не заключили бы в тюрьму, а снизили бы по должности, отстранили или же исключили бы из партии. Это нашумело бы и югославы могли бы использовать это, чего им и нужно было, в своих пропагандистских целях, для дискредитации руководства Албанской партии Труда и особенно Энвера Ходжа, который, как это они то и дело повторяли, подобно Сталину, «отстраняет» своих сотрудников.
Но дела не пошли так, как это было в планах Мехмета Шеху. Партия немедленно вмешалась, обручение было расторгнуто, товарищи подвергли Мехмета Шеху критике за эту тяжелую политическую ошибку, они потребовали от него выступить с глубокой самокритикой для выявления причин такой ошибки, и было решено, чтобы он сделал это после VIII партийного съезда. Мехмет Шеху не ожидал этого. Он попытался сделать «некоторые другие ошибки»: совсем оставил без внимания свой доклад VIII партийному съезду, представил его поздно и с вопиющими политическими ошибками, так что Политбюро не приняло его. Мехмет Шеху попросил выступить на съезде  «самокритикой» по поводу обручения сына (этим он имел целью вызвать на съезде беспорядок), но ему отказали и в этом. На съезде он преднамеренно сидел «как убитый и с виноватым видом», а это бросилось в глаза делегатам и телезрителям, которые недоуменно спрашивали друг друга, что это могло значить.
Тем временем косовская проблема становилась опасной проблемой. Югославы разоблачались в глазах мировой общественности, тогда как авторитет нашей страны повышался. Югославы увидели, что ничего не произошло ни до, ни после съезда. Мехмет Шеху выступил на съезде с докладом, его избрали и членом Политбюро, никаких мер не было принято против него, на что рассчитывали югославы, он не был снижен по должности и не был снят с занимаемых государственных постов. Быть может, по окончании съезда Мехмет Шеху сообщил югославам о том, что и после вручения им самокритики с ним обращались по-прежнему. Из бесед с нами он понял, что мера наказания должна была носить внутренний, партийный характер. А это не устраивало титовцев, великосербов и югославское УДБ, которые ждали беспорядков в Албании и всячески добивались их. Вот почему накануне заседания Политбюро, где предстояло обсуждать вопрос о тяжелой политической ошибке Мехмета Шеху, югославское посольство в Тиране, в соответствии с приказами, полученными из Белграда, поручило своему агенту и связному Фечору Шеху встретиться с Мехметом Шеху и передать ему «ультиматум» УДБ — «убить Энвера Ходжа любой ценой, даже и во время заседания, даже и ценой своей жизни». В столь трудном положении оказались УДБ, титовская и великосербская клика из-за событий в Косове, столь мрачной казалась им перспектива, что они решили пожертвовать своей крупной картой, своим суперагентом, достаточно лишь, чтобы произошло что-нибудь сенсационное, которое «расшатало бы устои» социалистической Албании и Албанской партии Труда!..
17 декабря начались прения на заседании Политбюро. Все товарищи, старые и новые, выступили на этом заседании и решительно осудили акт обручения сына Мехмета Шеху с девушкой, в чьем семейном кругу было 6-7 военных преступников. Они выразили недовольство по поводу самокритики Мехмета Шеху, потребовали, чтобы он углубился и раскрыл источник такой ошибки, задали ему много вопросов, напомнили ему, что допускал он ошибки еще в годы Национально-освободительной борьбы, что он ставил себя выше партии, указывали на его высокомерие и грубое обращение с кадрами, как и почти со всеми своими ближайшими сотрудниками в правительстве, в Политбюро и т.д...
Члены Политбюро подвергли его сильной, открытой, большевистской критике, однако в качестве меры наказания потребовали всего лишь «строгого выговора с занесением в учетную карточку»...
...По окончании выступлений первого дня, я сказал Мехмету Шеху:
— Глубоко задумывайся всю ночь и завтра скажи в Политбюро, какими именно мотивами ты руководствовался. Алиби обручения несостоятельно, что-то другое толкнуло тебя на подобный предосудительный акт.
Мои слова встревожили Мехмета Шеху, он подумал, что мы раскрыли готовившееся им преступление. «Храбрец» Мехмет Шеху всю ночь задумывался над тем, как избавиться от этих тисков, и выдумал и осуществил свой план. Он, видимо, рассуждал так: «Смерти все равно не миновать, так что лучше спасу то, что спасти можно» и решил... покончить самоубийством, рассчитывая на то, что этакого «государственного мужа», «легендарного руководителя», «партизана и воина, сражавшегося в Испании» партия похоронит со всеми почестями, смоет с него пятно позора, заявив, что он «был убит в результате нечаянного выстрела» (как это он подсказывал нам и в оставленном им письме) и таким образом, по крайней мере, он спас бы свое прошлое и не пострадала бы его семья» (Энвер Ходжа, «Титовцы». Издательство «8 НЕНТОРИ», Тирана, 1983г., изд. на русском языке, стр. 637-641).
Так встретил свой бесславный конец Мехмет Шеху. Это наглядный исторический пример того, насколько сложные и изощренные формы может принимать классовая борьба при социализме и как внутренняя классовая борьба связана с внешней.

* * *