В Албании антимарксистские элементы также перешли в активное наступление, подняв крик о «культе личности», «суровом отношении к кулакам», «нарушении ленинских норм» и т. п. Однако эта линия потерпела полное поражение, марксизм-ленинизм именно в Албании оказался на высоте положения и успешно использовался как орудие в борьбе с наступающим ревизионизмом.
Поначалу, когда еще существовала надежда на выправление политической линии советского руководства, АПТ не вела открытой полемики с КПСС в целях сохранения единства социалистического лагеря. На тот момент это было вполне оправданно. Однако подспудная и неявная полемика имела место с самого начала и не прекращалась, в конце концов перейдя в открытую и жесткую критику хрущевского ревизионизма со стороны АПТ.
Крайне важным является анализ событий в Венгрии, который провели Албанская партия труда и Энвер Ходжа. Ситуация в Венгрии была довольно шаткой, революционная линия не была решительной, правящая партия имела слабые позиции, поскольку была механически «скрещена» с социал-демократической партией.
В результате некоторых неверных шагов в экономической политике венгерского руководства во главе с Матиасом Ракоши и нетвердой политики в отношении реакционных кругов из интеллигенции, которые впоследствии стали рупором контрреволюции, ревизионистские идеи ХХ съезда КПСС вызвали в стране, где социализм не окреп и был слаб и шаток, бурную контрреволюционную войну против диктатуры пролетариата. Венгерские контрреволюционеры, в отличие от хрущевцев, не особенно пытались скрывать свои цели и пошли прямиком на вооруженный конфликт и реставрацию капитализма, воспользовавшись сложившимся тяжелым положением.
Вот показательный эпизод из разговора товарища Энвера Ходжа с некоторыми венгерскими руково­дителями того времени:
«— Что же это вы делаете, как же это вы сидите сложа руки перед лицом поднимающейся контрреволюции? Почему вы сидите наблюдателями, вместо того, чтобы принять меры?
—  Какие меры? — спросил один из них.
— Немедленно закрыть клуб «Петёфи» [клуб реакционной творческой интеллигенции — А.Л.], арестовать вожаков-смутьянов, вывести на бульвары вооруженный рабочий класс... Расстреляйте некоторых из вожаков этих контрреволюционеров, чтобы всем стало ясно, что такое диктатура пролетариата.
Венгерские товарищи вытаращивали глаза и с удивлением смотрели на меня...» (Энвер Ходжа, «Хрущевцы». Издательство «8 НЕНТОРИ», Тирана, 1980г., изд. на русском языке, стр. 286).
Венгерскую контрреволюцию возглавлял Имре Надь, ранее исключенный из партии и объявленный врагом, но нашедший поддержку у хрущевцев. Последние уложили в клинику Матиаса Ракоши, выехавшего в Советский Союз, и там заставили его отказаться от руководящих постов в партии и государстве. Позднее он был сослан в Киргизию, после — в Горький, где безвестно умер в 1971 году. Советские ревизионисты открыто поддержали контрреволюцию в Венгрии. Энвер Ходжа свидетельствует об этом в своей книге. Вот его разговор с одним из ближайших соратников Хрущева — Сусловым.
«— В том направлении, о каком вы говорите, то есть, что там бурлит контрреволюция, — сказал нам Суслов, — у нас нет данных ни от разведки, ни из других источников. Правда, враги поднимают шумиху о Венгрии, но положение там нормализуется. Что там наблюдаются некоторые студенческие движения, это правда, но они неопасные, они под контролем. Югославы там не действуют, как вы об этом говорите. Вам следует знать, что не только Ракоши, но и Герэ допускал ошибки . . .
— Да, что они допускали ошибки, это правда, ведь они реабилитировали венгерских титовских предателей, замышлявших подорвать социализм, — перебил я Суслова. Он надул свои тонкие губки, а затем продолжал:
— Что же касается товарища Имре Надя, мы не можем согласиться с вами, товарищ Энвер.
— Вы, — говорю я ему, — очень меня удивляете, называя «товарищем» Имре Надя, которого Венгерская партия трудящихся выбросила прочь.
— Пусть она и выбросила его, — отвечает Суслов, — он раскаялся и выступил с самокритикой.
— Слова ветер уносит, — возразил я, — не верьте болтовне...
— Нет, — сказал побагровевший Суслов,  — у нас его письменная самокритика, - и тем временем он выдвинул ящик, вынул оттуда какую-то бумажку за подписью Имре Надя, адресованную Коммунистической партии Советского Союза, в которой он писал, что ошибся «в мыслях и действиях» и просил поддержки у советских» (там же, стр. 289-290).
Первыми ласточками контрреволюции, как и в Советском Союзе, стали реабилитации «невинно убиенных» врагов народа, предателей партии, которые были объявлены великомучениками и которым принялись оказывать слащавые почести.
«Начался «счастливый» период либерализации, период освобождения из тюрем и вытаскивания из могил тех, кто справедливо был осужден из тюрем диктатурой пролетариата» (там же, стр. 294-295).
Руководство Венгрии под давлением Хрущева принялось клясться в верности «югославскому социализму» и приносить извинения титовцам «за возведенную клевету».
Дальше — больше. Контрреволюция расцвела махровым цветом, были легализованы реакционные партии, мировой империализм подключился к процессу, наводнив страну шпионами и развязав пропаганду контрреволюции.
Имре Надь и его ближайший соратник Янош Кадар вошли в состав контрреволюционного правительства. В столице начались беспорядки, хортистами был опрокинут памятник Сталину. Это событие стало символом падения социализма в Венгрии.
Советские руководители поддерживали Имре Надя даже тогда, когда он встал во главе правительства, объявил выход страны из Варшавского договора и развернул открытую антисоветскую пропаганду. Советский посол Андропов вместе со своей семьей был выведен на улицу разъяренными толпами контрреволюционеров и продержан там несколько часов. Албанское посольство, наблюдая все это, было готово к тому, чтобы пустить в ход огнестрельное оружие. Тито торжествовал победу и всецело поддержал контрреволюционеров.